Цикличность истории или почти по Булгакову.
«В гостиной - приемной совершенно темно. Николка наткнулся на
стул. В окнах настоящая опера "Ночь под рождество" - снег и огонечки.
Дрожат и мерцают. Николка прильнул к окошку. Из глаз исчез зной и училище, в
глазах - напряженнейший слух. Где? Пожал унтер-офицерскими плечами.
- Черт его знает. Впечатление такое, что будто под Святошиным стреляют. Странно, не может быть так близко.
Алексей во тьме, а Елена ближе к окошку, и видно, что глаза ее черно-испуганны. Что же значит, что Тальберга до сих пор нет? Старший чувствует ее волнение и поэтому не говорит ни слова, хоть сказать ему и очень хочется. В Святошине. Сомнений в этом никаких быть не может. Стреляют в двенадцати верстах от города, не дальше. Что за штука?»
- Черт его знает. Впечатление такое, что будто под Святошиным стреляют. Странно, не может быть так близко.
Алексей во тьме, а Елена ближе к окошку, и видно, что глаза ее черно-испуганны. Что же значит, что Тальберга до сих пор нет? Старший чувствует ее волнение и поэтому не говорит ни слова, хоть сказать ему и очень хочется. В Святошине. Сомнений в этом никаких быть не может. Стреляют в двенадцати верстах от города, не дальше. Что за штука?»
М. Булгаков «Белая гвардия»
Много лет назад, впервые
читая «Белую гвардию», я все пыталась себе представить отчего-то именно эту
картину: зимняя ночь, уютная комнатка в доме на Подоле, огонь в изразцовой
печи, тревожные лица Турбиных,
гражданская война за окном и выстрелы где-то там, в морозной киевской мгле.
Святошин… От моего дома до этой станции гораздо ближе, чем от Андреевского спуска. И мне, в мои 16-17, казалось совершенно нереальным то, что там когда-то могла идти перестрелка. И уж совершенно невозможно было представить в своем прекрасном Городе интервентов, казачьи разъезды, пулеметы в окнах и грохот пушечных выстрелов где-то по линии железной дороги, ведущей из Святошина на Пост-Волынский. Это не укладывалось в моей голове и рождало целую кучу «как»?
«Велик был
год и страшен год по рождестве Христовом 1918…»
Как чувствовали себя
люди, которые жили в то неспокойное время? О чем они думали? Ведь там, за
окном, были не только отступающие немцы и наступающие петлюровцы, не только большевики
и отряды Скоропадского. Там, посреди смертельной опасности, были самые родные и
любимые люди.
Как это, оказаться
в жутком вихре гражданской войны? Что творилось в душах киевлян, когда жизнь
раскололась на «до» и «после», когда родной, уютный, спокойный Город стал
эпицентром бойни безжалостной и беспощадной? О чем думали эти люди в ожидании
нескорых новостей? На что надеялись? Где брали силы? Как отделяли друзей от
врагов? Как они жили? Что, кроме страха, может остаться в жизни, если вокруг война?
…«скатерть,
несмотря на пушки и на все это томление, тревогу и чепуху, бела и крахмальна...
Полы лоснятся, и в декабре на столе в матовой вазе стоят голубые гортензии и
две мрачные и знойные розы, утверждающие красоту и прочность жизни»
Как?
Как это возможно? Ведь за окном война и разруха! Там
каждую минуту могут гибнут люди! Какие могут быть цветы и крахмальные
скатерти?
В юности мне казалось, что я никогда не узнаю
ответов на все эти вопросы…
«Зимою, как ни в одном городе мира, упадал
покой на улицах и переулках и верхнего Города, на горах, и Города нижнего,
раскинувшегося в излучине замерзшего Днепра... Играл светом и переливался,
светился и танцевал и мерцал Город по ночам до самого утра, а утром угасал, одевался
дымом и туманом.»…
Великой и страшной оказалась зима на стыке годов
2013 и 14 по рождестве Христовом. Прошло почти 100 лет, и история великого
Мастера о прекрасном Городе повторилась...Сегодня, в начале 21 века, у меня, к
сожалению, не осталось ни одного незакрытого вопроса.
Я прекрасно знаю, как выглядят баррикады и для чего
могут пригодиться автомобильные шины. У меня нет вопросов относительно того, из
каких компонентов состоит «коктейль Молотова» и что значит слово «самооборона».
Мне не были слышны выстрелы снайперов, которые убивали мальчишек на
Грушевского, но столб дыма от горящего Майдана был частью панорамы Города в
моем окне. Я знаю, что такое пробираться окольными путями в закрытый для въезда Город и пешком метаться по тревожным улицам в поисках хирургических
инструментов для раненых ребят. Я знаю что друзья и «другие» очень быстро
определяются сами собой, ты даже сосредоточиться не успеваешь, как все
становится просто и очень понятно. Знаю, как это – не находя себе места, ждать
родных и любимых, которые где-то там, посреди ночи, посреди зимы, посреди
опасности. Знаю, как страшит завтрашний день и что пассивно ждать новостей – это
невыносимая мука, и ты готов хвататься за любую работу, чтоб все время быть
причастным, полезным хоть в чем-то тем людям, которые защищают свободу и
независимость нашего общего большого дома!
Сегодня, весной 2014-ого, я знаю даже больше… Знаю,
как страшно, когда твоя страна стоит на пороге большой войны. Когда
улыбка «брата» на поверку, в очередной
раз, оказывается волчьим оскалом. Когда хочется
выть от количества тех, кто предает народ, и готов лизать сапоги интервентов за
призрачный кусок плесневелого хлеба с имперского стола. Я знаю теперь настоящий
смысл слова «мобилизация» и ужас, который за ним стоит. Я знаю, что такое бессильная
злость и лютая ненависть к наглым чужакам, которые топчут родную землю!
А еще… Еще теперь я знаю, что как это ни странно, в двух шагах от войны, идет еще одна жизнь. Та, в которой, даже в самое смутное время, никто не отменял быт:
что по-прежнему нужна чистая одежда и приготовленная еда, что детям так же нужна забота, а родителям
внимание, что любимые люди все так же говорят теплые слова, нежно целуют и в праздник дарят цветы, что так же мягко и тепло горит лампа под абажуром, а на обеденном
столе лежит, заботливо расправленная мамиными руками, крахмальная скатерть …
Я точно знаю, что временами от всего происходящего
возникает ощущение того, что это просто дурной сон, морок, который развеется с первыми
лучами весеннего солнца. Кажется, что ты вот-вот проснешься в любимом мирном
Городе, и о тяжелом сновидении лишь мельком напомнит лежащий у кровати раскрытый
том «Белой гвардии».
«А зачем оно было? Никто не скажет. Заплатит ли
кто-нибудь за кровь?
Нет. Никто.
Просто
растает снег, взойдет
зеленая украинская трава,
заплетет
землю...
выйдут пышные всходы... задрожит зной
над полями, и
крови не
останется и
следов. Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать
ее
не будет.
Никто»
Немає коментарів:
Дописати коментар